Легко ли быть молодым?

Хотелось рассказать про норвежских парней, а придется написать про девушек.

Девушка свалилась на меня через группу в интернете. Друг ищет друга, чтобы было куда сходить вместе и не сидеть в одиночку зимними вечерами.

Я вообще открыта новым знакомствам, а с совсем молодыми интересно: расскажут то, чего мне и во сне не приснилось.

Она написала вечером, когда я уже второй день чего то праздновала, и надо было бы по хорошему пойти домой. Но… соблазнительно.

Да было очевидно, что человек просто тупо сидит один. Нехорошо оставлять девушку одну. Да и писала она мне уже третью неделю.

 — Давай в полночь на Oslo S. Раньше не смогу.

Oslo S  главная жд станция в Осло. С тигром у фасада, и двумя вестибюлями. Новым, где где почти все и происходит, и старым, где вокзал заменили ресторанами, и те, кто живет за городом, приглашают теперь туда на свидания. Ну, потому что другого в городе ничего не знают.

Моей новой подружке восемнадцать, как раз когда поставили тигра на Oslo S. Когда то во время ранней индустриализации, Осло сравнивали с тигром. Диким, хищным зверем Шерханом, пожирающих простодушных крестьян.

Недавно парень, гордо именующий себя рабочим классом — хотя там, похоже, все куда сложнее — спросил:

 — Ты знаешь, почему Осло называли городом тигра? Tigerstaden?

 — Ну, крестьяне приезжали, продать что-то, заработать. А потом попадали куда-нибудь со всем заработанным в трактиры на Ватерланде и возвращались с пустыми карманами домой. Или вообще не возвращались.

Он не хочет меня поправлять, потому что — ну, знаете, почему. Смайл смайл. Но правда дороже денег, а для рабочего класса особенно :

— Деревенские ехали в город, хотели убежать от тяжелого крестьянского труда, думали будут жить лучше, работать меньше. А жили хуже и работали больше. И если что и изменилось, то только к худшему. Как в логово к тигру попали. Город тигра. Сожрет и не подавится. И опять за новой кровью.

С моей новой подружкой мы встретиться на Oslo S не смогли. Я пришла в Oslo camping, где играют в гольф между бокалами пива. Или наоборот.

 — За что они деньги тут берут? Лед, огурцы, и две капли водки. И это они называют коктейлем? 120 крон!! Привет!

И протягивает мне руку для знакомства.

 — Куда дальше пойдем? Ты знаешь, куда тебя пустят?

Восемнадцатилетним в Осло просто засада. Нижняя граница по возрасту на вход начинается с двадцати, места, куда пускают младше, можно пересчитать по пальцам. И тех тоже немного будет.

 — Ну и что будем делать?

 — Пробовать. Иногда пускают.

Авантюризма у меня не отнять, мы идем в ночь бродить по клубам и барам и смотреть, что из этого выйдет.

Прошел уже час, а мы как в “Мистере Твистере”:  “…Улица Гоголя, третий подъезд. Нет, отвечают, в гостинице мест…”

Документы проверяют тщательней, чем на погранконтроле.

 — А не поможет, если моя подруга старше восемнадцати?

 — Ей поможет. Она пройдет, ты нет.

В пятом по счету баре каким то чудом мы просачиваемся внутрь, и я наконец-то успеваю рассмотреть мою новую приятельницу.

Черная шапка, черные курчавые волосы,  смуглая кожа, прыщики через слой тонального крема. Знаете, белые такие, их еще “просянка” называют. Как зернышки. Черные брюки в ширину от бедра, черный широкий свитер под горло. Сапоги на тяжелых каблуках и платформе.

  — Выше хочу быть, — смущенно улыбает ся она.

 — Сколько в тебе?

 — Метр семьдесят.

 — Да ну, перестань. Вон во мне метр шестьдесят семь. Не парит.

Мы стягиваем сапоги и прислоняемся к друг дружке.

 — Ну вот, почти одного роста! — и обе хохочем …

 

 — …Выпить так хочется, а денег нет. У меня только 44 кроны, смотри. 

  И показывает мне свой банк на телефоне.

 — И что ты будешь делать?

 — Друзей просить, чтоб виппсанули.

Норвежский язык не любит иностранных слов, но принимает новообразования. Мы живем в мире приложений, и через какое приложение деньги переводим, так и говорим. Через vipps. Виппсанем.

На счету появляются деньги, а у моей подруги дринк.

 — А ты только в Осло жила? Или еще в других городах? — осторожно спрашиваю я.

Все-таки очень хочется узнать, откуда она. Не хочу пошло спрашивать “откуда ты?” Сама до смерти устала отвечать каждой собаке, что я из России, нет, за Путина не голосовала и отстаньте уже наконец от меня с этим Крымом.

 — Всегда в Осло. Но у меня разные корни. Италия, Франция, Испания, Тунис. Я переехала от родителей недавно. Квартиру снимаю. Но это не мои родители. Меня усыновили.

Заговорщицки наклоняется ко мне:

 — А у тебя были парни младше тебя?

Похоже, эта тема вообще становится самой горячей последнее время. Разница в возрасте увеличивается до поколений и скачет в оба направления.

Я называю ей пару бурных романов, она не дослушивает, перебивает:

 — А хочешь я скажу, кто у меня самый старший был? 49 лет!

Я пытаюсь переварить — такой разницы даже мне не попадалось — и спрашиваю:

 — А он тебе нравился?

 — Ну, не так чтобы очень. Но я привыкла. Сейчас нравится. Но я не влюблена, ты не подумай.

 — А зачем тогда?

— Он мне деньги дает. За каждую встречу три тысячи крон. Но ты не думай, я не проститутка. Он дает, я беру.

Шепчу ей на ухо:

 — Дают — бери. Бьют-беги. А он кто был? Норвежец? Женатый?

 — Ну да. Говорит, что жена не хочет с ним сексом заниматься… Выпить хочется.

 

Она смотрит за соседний столик:

 — Может, этот парень чего то нам купит?

Громко, в его сторону:

 — У нас денег нет.

 — Молчи, — говорю. — Тогда точно ничего не купит.

…Дают тем, у кого уже все есть.

 

У меня есть селфи палка, мы балуемся и делаем фотки.

Она продолжает:

 — У меня друг есть. Фотограф. Он моделей снимает. У меня подружка модель. Ты знаешь, как она живет? Только салат и рисовые хлебцы. 400 калорий в день. Я б не смогла. Я была очень худой пару лет назад, не могла есть. О школе думала. Стресс. Смотри, какая я была.

На меня с телефона посмотрел андрогин с ножками-спичками.

 

 — Ужас какой! Сейчас то нормально все?

 — Ну да. Но ты знаешь, мои родители не хотят толстых детей. Хотят, чтоб дети были стройными и красивыми. Но я сейчас от них переехала. Меня не усыновили, меня под опеку взяли. Просто передали в семью. Но я ж не буду это каждому встречному говорить. Ты могла б быть моей матерью. Смотри, она тоже такая же красивая, как ты!

Красивая женщина восточных кровей, в шортах и желтой майке с открытыми руками с черными волосами до пояса. И фотки похожие — камни, море. Как русалочка.

 — Но я ее не осуждаю. Они мусульмане были, ее выдали в двадцать лет замуж по принуждению за пятидесятилетнего мужика. Я родилась. А потом служба опеки меня прямо из роддома на больничной машине в семью передала.

Надо искать место с танцами. Менять ландшафт. Парень за столиком рядом спрашивает у меня инстаграм. О’кей. Будь моим фолловером.

Моя новая подруга выходит на легкий мороз, мы идем через реку, по заледеневшему мосту. Она чуть не падает на своих тяжелых каблуках и платформе:

 — Ненавижу Норвегию! НИ-КУ-ДА не пойти, если тебе восемнадцать! Никуда! Нет, ты скажи, чем восемнадцать для них хуже двадцати? Чем трезвая, прилично одетая девушка, хуже выпившей двадцатилетней? Ну, почти трезвая… Знаешь, поедем во Францию? У меня там вроде родственники есть. Будем по клубам везде ходить, пить, танцевать и веселиться. Там говорят с шестнадцати лет пускают и возраст нигде не спрашивают. Поедем? Маму еще мою возьмем. Мы все подружимся. Вы обе такие красивые!

Вдруг переходит почти на плач:

— Ты думаешь, легко быть молодым? Надо же гулять, веселиться, а денег нет. Дринки в клубах сама знаешь, сколько стоят. Я тебе точно скажу, пятьдесят процентов девчонок берут деньги с парней за секс. А что, за квартиру-то надо платить… Я им так этим поклонникам всем и говорю: Если я тебе нравлюсь, лучше мне двести крон виппсани.

Мы подходим уже к десятому, наверное, по счету клубу. Случилось чудо. Охрана мила, как небесные ангелы, только “проходите, пожалуйста” и ни слова о документах.

Танцы последние полчаса до закрытия. Моя подруга раскрывается вовсю. Давно не видела такой чистой радости в танце. Сегодня королева танцпола она, а не я.

Клуб в старом кафе рядом с парламентом. Довоенные рекламные плакаты шоколадной фабрики, хрустальные шведские люстры “Империал” в половину высоты потолка, деревянные лестницы, антикварные товары в шкафчиках у стены. Надписи на riksmål, гибриде норвежского и датского, так, как писали еще до войны. На пультом диджея мигает красным реклама фабрики Freyja, тоже из тех времен. Когда-то я зачем-то добавила этот клуб к себе в инстаграм, похоже, сегодня доброе дело зачлось. Нам были рады.

В три ноль ноль включается свет, мы спешим на автобус домой.

 — Прости меня за ужасный вечер, тебе наверное, не приходилось так бродить по клубам и получать везде отказ…

 — Да ладно, прикольно, когда  я еще такое увижу.

 — Спасибо. Мы же еще встретимся?

…

А как вы думаете, легко ли быть молодым?